“Эшенден. На китайской ширме” – Сомерсет Моэм

Описание: «Эшенден: Или британский агент («Ashenden: Or the British Agent») – сборник рассказов английского писателя Сомерсета Моэма, где он выступает в роли автора политических детективных историй, в основу которых лег личный опыт «тайной службы его величеству». Первая мировая война. На фронтах гибнут тысячи солдат. А далеко в тылу идет другая война – тайное, необъявленное противостояние европейских разведок. Здесь поджидает не меньшая опасность, а игра со смертью гораздо тоньше и изощреннее. Ведь основное оружие секретного агента – его ум и скорость реакции…

Этюды «На китайской ширме» – пестрый калейдоскоп увлекательных историй о жизни на Востоке. В этих остроумных заметках раскрывается вся глубина загадочной китайской цивилизации: тут здесь найдется место и затерянным местам на великой реке Янцзы, и необычной колоритной культуре, и тонкому ориентальному менталитету.

Большинство историй, описанных в рассказах Моэма, навеяны его службой на британскую разведку, а также поездкой в Россию с предложением помощи Временному правительству в борьбе с большевиками. Действие рассказов происходит в Швейцарии, Франции, Италии и России. Начинается сборник предисловием автора.

Главный рассказчик — Джон Эшенден, он также появляется в романах Пироги и пиво и Луна и грош, получил свое имя от одноклассника Моэма — Леонарда Эшендена (Leonard Ashenden), который учился вместе с будущим писателем в Королевской школе в Кентербери. Но трудно отрицать, что главным прототипом для Эшендена стал сам Моэм. В сюжетах рассказов об Эшендене угадываются эпизоды деятельности британской разведки на европейском континенте. Недаром Уинстон Черчилль, хорошо знакомый с этими событиями посоветовал оставить рассказ Джулия Лаццари и сжечь все остальные.

Первое издание в Америке вышло в 1947 г. Книга стала очень популярной, и нью-йоркский агент Моэма, продал права на экранизацию за 75 тысяч долларов.

Сборник рассказов Моэма оказал значительное влияние на жанр шпионского романа. Большинство авторов, оставивших заметный след в шпионском жанре, заявляли о влиянии рассказов об Эшендене. Примером этого влияния может служить использование одного инициала для названия главы британской разведки. В реальности директора зовут Си по имени первого директора сэра Мэнсфилда Смита-Камминга, в рассказах Моэма он назван инициалом Р, а в романах о Джеймсе Бонде инициалом М.

Сомерсет Моэм признавался, что был одним из первых читателей первого романа о Бонде — Казино Рояль, и по его словам, получил безмерное наслаждение от чтения. Более того Моэм обсуждал с Флемингом сюжет второго романа и дал несколько ценных советов. Ян Флеминг планировал привлечь Моэма к работе над сценариями Бондианы, но надвигавшаяся болезнь, а затем смерть не позволили ему этого сделать.

Предисловие автора

В основу этой книги лег мой опыт службы разведчиком во время Первой мировой войны. В жизни история начинается случайно, подспудно развивается, задолго до того, как проявляются первые ее следствия, и часто обрывается, оставляя вас в недоумении. Вы ждете захватывающего момента, и она подводит вас к нему, но замирает на полушаге, чтобы перекинуться к другой теме, которая не имеет никакого отношения к первой. Жизнь одинаково скучна и в своем повседневном течении, и в самых драматических эпизодах.

Есть направление, приверженцы которого утверждают, что именно такой должна быть и художественная литература. Литература, мол, есть отражение жизни, и если жизнь скучна и бессвязна, то и литературное сочинение должно быть скучно и бессвязно. Если в жизни происходят случайности, то почему бы им не происходить в рассказах и повестях? Такие писатели не изобретают кульминаций и развязок (как можно? это же оскорбление природе), они просто пишут. Ничто не способно сильнее возмутить их, чем явная выдумка или неожиданный поворот сюжета, призванный удивить читателя. Если сами обстоятельства тащат их к драматической развязке, они упираются изо всех сил. Они не предлагают вам историю, они дают вам сырой материал, из которого вы сами должны ее слепить. Иногда они поступают так даже с персонажем, которого вы можете доработать на свой вкус. Они объясняются с читателем исключительно намеками.

Впрочем, в этом стиле написано несколько недурных рассказов. Чехов, например, владел им безупречно. Такая манера скорее подходит именно для рассказов, чем для больших романов. Увлекательно описывать настроение еще можно на шести страницах, но, если счет идет на десятки, история нуждается в скелете. Скелетом любого повествования является, конечно, сюжет. Сюжет имеет свои характерные признаки. Прежде всего — законченность, то есть присутствие начала, середины и конца. Повествование начинается с набора обстоятельств, которые имеют последствия, но причины их могут опускаться. И эти последствия, в свою очередь, вызывают другие обстоятельства, и так до тех пор, пока читатель сможет это переваривать, то есть пока некая причина не будет признана неспособной породить следствие. Это значит, что повествование должно начинаться в какой-то точке и в какой-то точке подходить к концу.

Сюжет нельзя делать размытым. Сюжетная кривая от завязки до кульминации должна быть четко определима. Графически она представляет собой полукруг. Очень оживляют сюжет неожиданные ходы. Конечно, этот элемент неожиданности, презираемый подражателями Чехова, может испортить все дело, если отнестись к нему безответственно. Но когда он хорошо продуман и представляет собой органическую часть сюжета, ему поистине нет цены.

Если рассказ содержит кульминацию (и развязку), то, значит, он отвечает естественным потребностям читателя. А что естественно, то не постыдно. Плохо только, если кульминация не вытекает логически из обстоятельств, описываемых ранее.

Кульминации избегают под тем предлогом, что это — накал страстей, это пошло и неприлично, тогда как в жизни все происходит гораздо тише, скромнее и незаметнее. Но почему литература должна обязательно копировать жизнь? Это не аксиома, а всего лишь одна из литературных теорий, ничем не лучше любой другой теории. Мне больше по душе мысль о том, что искусство использует жизнь, как исходный материал, шлифуя его, украшая, составляя из него различные мозаики. Хороший пример в этом смысле дает нам живопись.

Пейзажисты 17 века не стремились в точности запечатлеть на холсте пейзаж с натуры, который был для них не более чем набор деталей. Они строили свою картину, выбирая из них, например, дерево и облако, используя свет и тень так, чтобы создалось определенное сочетание. Они стремились не нарисовать пейзаж, но сотворить произведение искусства. У них было принято считать, что цель достигнута, если зритель, смотря на картину, не терял чувства реальности.

А вот импрессионисты, конечно, рисовали, что видели. Они пытались остановить момент ускользающей красоты. Их краски передавали солнечный свет, нюансы тени, прозрачность воздуха. Они хотели правды, полагая, что художник должен механически стенографировать природу. Они презирали умников. Диву даешься, до чего несерьезно выглядят их картины рядом с полотнами Клода Моне. Должен был явиться Клод, чтобы художники начали работать головой, а не только глазами и кистью. Методом Клода пользовался в своих рассказах Ги де Мопассан. Это очень хороший метод, и мне кажется, он переживет другой.

Сейчас уже трудно представить себе, какими были ныне вымершие герои Чехова, а сюжет у него, как правило, не слишком силен (не то что в «Паоло и Франческе» или в «Макбете»), чтобы в одиночку восполнить это.

Метод, о котором я говорю, берет от жизни самое занятное, удивительное и драматичное, он не стремится скопировать жизнь, но держится к ней достаточно близко, чтобы не шокировать читателя ложью. Тщательный отбор фактов приводит к тому, что получается картина, скорее выдумка, чем правда, которая отчасти представляет собой портрет автора, написанный для привлечения и развлечения читателя.

Я пишу эти строки, дабы предупредить читателя, что его ждет. Эта книга есть главным образом плод моего воображения, хотя она и не сильно отличается от тех книг, что появились в последнее время и громко называются правдивыми мемуарами разведчиков. Труд секретного агента невыносимо скучен и по большей части бесполезен, так что у него не много набирается правдивых и в то же время интересных фактов для мемуаров. Как писатель, я делал из них складные, местами драматичные, и правдоподобные рассказы.

В 1917 г. я отправился в Россию. У меня было задание предотвратить большевистский переворот. Далее читатель узнает, что мои усилия пропали даром. Я ехал из Владивостока в Петроград. Однажды, когда поезд остановился на одной станции в Сибири, пассажиры, как обычно, пошли по своим делам: раздобыть воды для чая, купить продуктов или просто размять ноги. На улице, на скамье сидел слепой солдат с аккордеоном. Рядом были еще солдаты, все в грязных и рваных шинелях, они сидели или стояли. На вид им было от двадцати до тридцати лет.

Слепой — большой и сильный парень — был, наверное, самый младший — лет восемнадцати. Он еще не брил бороду, и его широкое плосконосое лицо было совсем гладкое и розовое. Через его лоб тянулся глубокий шрам от раны, которая лишила его зрения. Закрытые глаза придавали его лицу странное, безучастное, какое-то нечеловеческое выражение. Он заиграл и запел сильным, красивым голосом. Он пел песню за песней, пассажиры стояли и слушали, никто не заходил в вагоны. Я не понимал слов, но это пение, дикое и печальное, поразило меня. Мне казалось, я вижу леса и степи, вижу, как текут могучие русские реки, вижу труды земледельцев — они пашут землю и жнут спелую рожь, а ветви берез колышутся на ветру.

Я видел, как после долгой зимы девушки выходят на улицу водить хороводы, а летними вечерами подростки плещутся в мелком ручье. Я чувствовал ужас войны, я видел солдат, мерзнущих в окопах, идущих по грязным дорогам, видел поля сражений, где царит ужас, и ярость, и смерть. Его прекрасное пение было невыносимо больно слушать. У его ног лежала фуражка, и пассажиры вскоре доверху наполнили ее деньгами.

Все чувствовали одно и то же — смесь жалости, восхищения и страха, ибо было что-то жуткое в его лице со шрамом, слепотой отделенном от мира зрячих. Солдаты были молчаливы и враждебны. Видно было, что взимать дань с пассажиров они считают своим законным правом. Их взгляды, обращенные к нам, выражали злобу и презрение, а наши — неизмеримую жалость. Но мы знали лишь один способ облегчить боль этого несчастного.

В начале этой войны я обратился в разведывательное управление, думая, что мой опыт будет небесполезен. Однако меня признали слишком старым для службы в разведке. Я не знаю, как сейчас там обстоят дела. Говорят, что менее блестяще, чем в первую войну, когда я был агентом. Обстоятельства изменились, и теперь засылать шпионов стало гораздо труднее. В прежние времена представители нейтральных государств могли свободно разъезжать повсюду и собирать информацию. Теперь же, наученные опытом, власти пристально следят за иностранцами, если вообще пускают их к себе в страну.

Я знаю, что успешная деятельность такого института, как разведка, определяется в основном личностью ее руководителя. В Первую мировую войну этот пост занимал человек блестящих способностей. Жаль, что я не могу его описать, но я никогда не видел его, и он был мне известен лишь по одному из своих инициалов и по своим достижениям, слухи о которых иногда до меня доходили.

Разведка и контрразведка будут существовать всегда. Пусть меняются времена, обстоятельства, возрастают трудности, свирепеют военные машины, всегда будут существовать секреты, которые одна сторона ревниво хранит, а другая любыми путями стремится разведать. Не переведутся люди, за деньги или из ненависти предающие близких, так же как и те, кто из любви к приключениям или из чувства долга рискует жизнью ради блага своей родины. И хотя с первого издания этих рассказов минуло уже двадцать лет, у меня нет чувства, что они устарели. Недавно я слышал, что они пользуются популярностью у агентов спецслужб. Более того, в начале этой войны Геббельс, произнося речь на радио, процитировал один из рассказов в качестве примера британского вероломства и жестокости.

Однако вовсе не злободневность моих сочинений и не то, что они могут служить в качестве цитатника, подвигло меня предложить читателю их новую публикацию. Я просто надеюсь, что это будет интересным и увлекательным чтением.

Автор: Сомерсет Уильям Моэм

Уильям Сомерсет Моэм (William Somerset Maugham; 1874-1965) – английский писатель, один из самых преуспевающих прозаиков 1930-х годов.

Сомерсет Моэм родился 25 января 1874 г. в Париже, в семье юриста британского посольства во Франции. Родители специально подготовили роды на территории посольства, чтобы ребенок имел законные основания говорить, что родился на территории Великобритании, поскольку ожидалось принятие закона, по которому все дети, родившиеся на французской территории, автоматически становились французскими гражданами и, таким образом, по достижении совершеннолетия подлежали отправке на фронт в случае войны.

В детстве Моэм говорил только по-французски, английский освоил лишь после того как в 11 лет осиротел (мать умерла от чахотки в феврале 1882 г., отец умер от рака желудка в июне 1884) и был отослан к родственникам в английский город Уитстебл в графстве Кент, в шести милях от Кентербери. По приезде в Англию Моэм начал заикаться — это сохранилось на всю жизнь.

Уильям воспитывался в семье Генри Моэма, викария в Уитстебле, и начал учебу в Королевской школе в Кентербери. Затем изучал литературу и философию в Гейдельбергском университете — в Гейдельберге Моэм написал свое первое сочинение — биографию немецкого композитора Меербера (когда оно было отвергнуто издателем, Моэм сжег рукопись).

Затем поступил в медицинскую школу (1892) при больнице св. Фомы в Лондоне — этот опыт отражен в первом романе Моэма «Лиза из Ламбета» (1897). Первый успех на поприще литературы Моэму принесла пьеса «Леди Фредерик» (1907).

Во время первой мировой войны сотрудничал с МИ-5, в качестве агента британской разведки был послан в Россию с целью не дать ей выйти из войны. Прибыл туда на пароходе из США, во Владивосток. Находился в Петрограде с августа по ноябрь 1917 года, неоднократно встречался с Александром Керенским, Борисом Савинковым и другими политическими деятелями. Покинул Россию из-за провала своей миссии (Октябрьская революция) через Швецию. Работа разведчика нашла отражение в сборнике новелл «Эшенден, или Британский агент» (1928, русский перевод 1992).

В мае 1917 года Моэм женился на Сири Велком.

После войны Моэм продолжил успешную карьеру драматурга, написав пьесы «Круг» (1921), «Шеппи» (1933). Успехом пользовались и романы Моэма — «Бремя страстей человеческих» (1915; рус. пер. 1959) — практически автобиографический роман, «Луна и грош» (1919, рус. пер. 1927, 1960), «Пироги и пиво» (1930), «Театр» (1937), «Остриё бритвы» (1944).

В июле 1919 г. Моэм за новыми впечатлениями отправляется в Китай, а позднее в Малайзию, — что дало ему материал для двух сборников рассказов.

Моэм скончался 15 декабря 1965 г. в больнице в Ницце от пневмонии. Но так как по французским законам пациентов, умерших в больнице, полагалось подвергать вскрытию, то его отвезли домой и только 16 декабря сообщили, что Сомерсет Моэм скончался дома, на вилле «Мореск», во французском городке Сен-Жан-Кап-Ферра близ Ниццы. 22 декабря его прах был погребен под стеной Библиотеки Моэма при Королевской школе в Кентербери.

Язык: русский

Год издания: 1928

Количество страниц: 367

Эта книга доступна только в цифровом формате. Вы получаете файл книги на Ваш имэйл после перечисления оплаты

Цена: 3 USD / 2 EUR / 30 грн. Оплату можно производить в UAH, USD, EUR